Почему то мне плохо.
Голова кружится от мыслей. Или от их отсутствия?
Хочется побыть одному, и в то же время чтобы меня окружали приятные мне люди.
Телефонная книга сужается до размера одного номера, но и тот недоступен.
Странно, но сейчас хочется именно грустить. Грустить, чтобы быть после спасенным от этого.
Может быть, это просто физическая усталость, усиленная последствием принятого вчера вечером амфетамина, дает о себе знать?
Не знаю.
Но мне кажется, все совсем не так, и это только душа моя корчится от тупой пульсирующей боли и усталости, а не ноги и предплечья.
Не знаю, что делать дальше. Даже не хочу этого знать. Хочется сидеть вот так, на веранде одного уютного кафе на Цветном, и писать. Писать, не останавливаясь.
Люди смотрят на меня, воображая себе, будто я какой-то начинающий (или уже не начинающий) писатель, и в то же время они смотрят сквозь меня, а не вглубь.
Они не видят и никогда не смогут увидеть моих переживаний, выцарапанных на этих разорванных по углам страницах старой оранжевой записной книги.
Они никогда не посмотрят в пропасть, потому что бояться увидеть ДНО, усыпанное их собственными зловонными тушами.
Сейчас я уже сам не могу понять о ком и о чем я пишу.
Я боюсь смотреть в их жизнерадостные глаза, полные сытости и едкого сладковатого запаха разложения. Боюсь полюбить их и возненавидеть одновременно. Но больше всего я боюсь стать равнодушным, так как в этот момент я потеряю желание писать.
А в данный момент, это все, что у меня есть.
Как бы мне хотелось сказать: "Мне нечего терять!", но это будет очередная ложь, которая станет последней каплей в чаше моей лживости.
Нигде больше я не был так откровенен, как здесь и сейчас, на бумаге.
За спиной у меня раздаются радостные смешки студентов, попивающих мохито и лонг айленд, мартини с корочкой льда и минеральную воду "Evian".
Спереди - белая ткань заграждения, дрожащая в такт ветру. Если бы ее не было, ветер хлестал бы меня по лицу, и, возможно, отрезвил бы от этих мыслей.
Как бы там ни было, это и есть моя душа. Это и есть мой путь и мой тупик.
Ничто не истина. Есть только неопределенность.

Москва, как я тебя люблю. Я не твой сын, и даже не твоя дочь.
Но это ведь не важно. По крайней мере, для тебя самой.