(Франция, 1314 г, четверть века до начала столетней войны)
Родился я в бедной марсельской деревушке недалеко от морского порта. Отца своего я никогда не видел. Мне говорили, что он был моряком и утонул еще до моего рождения. Мать свою я помню хорошо, она работала прачкой в том же порту и ей с большим трудом удавалось прокормить и одеть меня. Мне было всего четыре года, когда она умерла от болезни, оставив меня одного на произвол судьбы. У меня не было ни близких родственников, ни людей желавших приютить меня! Я был довольно уродлив и люди боялись даже посмотреть на меня! Я понял, что я урод, и что никому не нужен. Чтобы избежать насмешек со стороны людей, я бродил по улицам только ночью, как бездомная собака, подбирая на рынках остатки еды. Я соорудил себе жилище под заброшенным корабельным причалом и каждое воскресенье спешил к церковному забору, в надежде получить от людей милостыню.
Просить милостыню - дело не из легких, так как кроме меня у церкви собиралось довольно много нищих и бездомных детей. Даже если мне и удавалось получить от кого-либо несколько мелких монет, мне приходилось жестоко сражаться за них c беспризорниками, желавшими отнять у меня добычу. Все мое тело было в больших синяках и царапинах, так как не было ни одного дня, чтобы мне не пришлось вступить в жестокую драку, ради куска засохшего хлеба, либо за обглоданную кость, брошенную из окна богатого дома. Иногда, бывало, я по нескольку дней оставался голодным, так как все мои соперники были намного старше и сильнее меня и без большого труда отнимали мой насущный хлеб! Я не знал тогда ничего ни о Боге, ни о дьяволе, некому было учить меня этому! Но я прекрасно понимал, что отбирать еду у больного и более слабого является нехорошим делом. Я подрос и стал достаточно сильным, чтобы защитить свой хлеб от посторонних! Нередко я и сам нападал на бездомных детей, отбирая у них выклянченную у прохожих еду либо монеты! Странное чувство вины не давало мне покоя, когда я поедал отобранную у более слабых пищу. Мне очень хотелось вернуть то, что я отнял, но жестокий закон улиц не позволял сострадания!
Бывало, когда я преследовал более слабого, дабы отнять выклянченную у прохожего монету, тут же из-за угла появлялись более взрослые соперники желавшие того же, что и я! Мне приходилось вступать с ними в жестокую драку на палках, чтобы получить свое право на добычу!
После того, как я смог побить троих самых сильных беспризорников города, все бездомные дети стали уважать и боятся меня. Они заключили со мной союз и приносили мне половину выклянченных денег, а я взамен вступал в драку с теми, кто обижал их! Так я стал королем четырех улиц! Мне больше не приходилось клянчить что-либо у прохожих. Каждый день беспризорники сами приносили мне и еду, и собранную у церкви милостыню. А я, научившись считать деньги, целыми днями прогуливался по своим уличным владениям и следил, чтобы никто не посмел напасть на моих подданных и отнять у них добычу! Так я прожил на улицах больше пяти лет. К своим двенадцати годам я смог расширить свои владения уже до девяти улиц, одолев всех своих соперников! Беспризорники постарше в конфликт малолеток никогда не вмешивались. Повзрослев, они считали, что просить на улицах милостыню для них уже унизительно, и они вступали в разбойничьи шайки, навсегда покидая улицы! Многие из них нашли свой покой, болтаясь на виселице, даже не успев подрасти! А я рос. Мои уличные владения и моя армия продолжали расти вместе со мной! Я был счастлив, что дети называют меня королем, но однажды произошло несчастье. На улицах появился более сильный противник. Он пришел на мои улицы как бездомная собака попросить у меня ночлега, но на утро отнял деньги у всех моих подопечных! Я проиграл ему поединок. Соперник оказался очень жесток и так беспощадно избил меня, что я долгое время не мог ходить на ногах и ползал на коленях, под громкие крики и насмешки моих же подопечных!
Все что я приобрел за эти годы мой соперник забрал себе за один день! Теперь все мои подопечные и слуги прислуживали только ему, а мне пришлось вновь просить милостыню у ворот церкви! Все мои бывшие друзья отвернулись от меня и я вновь стал голодать, а мои разбитые колени долго не заживали, причиняя мне невыносимую боль. Наступала зима, а с ней и сильные ветры. Я не имел даже теплой одежды и, бывало, целыми днями не покидал своего скромного жилища, построенного из гнилых досок под заброшенным корабельным причалом. Я тяжело заболел, сильно ослаб и даже уже не мог самостоятельно добираться до ворот церкви. Я медленно умирал в полном одиночестве, в своем темном и холодном гробу из гнилых досок.
Однажды ночью к заброшенному причалу пристала торговая лодка. Это был еврейский торговец-контрабандист. Чтобы не платить налоги он, под покровом ночи привозил в порт разную утварь и прятал её в укромных местах, чтобы под утро продать её на местных рынках.
Дул очень сильный ветер и, при свете луны, я увидел, как чья-то тень выгружает из раскачивавшейся лодки мешки и ящики на берег. Торговец искал, где ему спрятать товар и, недолго подумав, направился прямо к причалу, под которым я медленно умирал, дрожа от лютого холода. Контрабандист тащил свой мешок и, увидев меня, испугался.
- Кто ты такой? Что ты делаешь под причалом! Убирайся отсюда! Найди себе другое место для ночлега! – закричал он.
Я хотел кинуться на него, но у меня хватало сил только выхватить заточенный корабельный гвоздь и злобно прохрипеть в ответ:
- Это мой дом, и если ты сейчас не уйдешь отсюда, я тебя зарежу!
- Ты можешь найти себе дом в другом месте... В более людных местах! А теперь убирайся из-под причала! - вновь накричал на меня торговец, грубо дергая за руку.
Поступок контрабандиста взбесил меня и я, изо всех сил оттолкнувшись от земли, набросился на него. Не удержавшись на ногах от слабости, я тут же рухнул, успев, однако, всадить свой гвоздь в левое плечо контрабандиста. Упав на землю, я ждал, что раненный не мешкая расправится со мной и, зажмурив глаза, молча ждал, когда он вонзит мне в сердце висевший у него за поясом морской нож. Но этого не последовало. Открыв глаза, я увидел, что он тащит меня по земле в сторону своей лодки. Я подумал, что он хочет утопить меня в море! Это была единственная мысль, которая пришла ко мне в голову. У меня не было сил сопротивляться. Я пытался вцепиться зубами в его левую руку, по которой стекала кровь из раны, но, получив удар по затылку, потерял сознание.
Когда я очнулся, было уже утро. Я лежал в лодке, плывущей по морю. Рядом со мной, мерно гребя веслами сидел раненный еврей-контрабандист. Я не желал больше сопротивляться и что-либо говорить. Я просто ждал. Мне было уже все равно, что произойдет. Единственное, чего я боялся - это умереть мучительной смертью! От многих людей у ворот церкви я слышал, что евреи любят жестоко мстить своим врагам! Похищают и приносят людей в жертву своему страшному черному богу! Выдавливают кровь из людей, а затем пьют её в синагогах, словно вино! Вешают за ногу вниз головой и радуются, когда человек начинает дергаться на веревке в предсмертных мучениях! Эти страшные рассказы наводили на меня смертельный ужас и я, находясь в лодке, несколько раз пытался выпрыгнуть в море, чтобы утонуть и избавить себя от пыток и зверских мучений! Но как только я поднимал голову, чтобы посмотреть за борт, контрабандист клал тяжелую ногу мне на грудь и я молча отворачивался, закрывая свои опухшие от голода веки.
К полудню лодка причалила к берегу, возле которого находилось большое рыбацкое село с множеством уродливых домов и лодочных ангаров, между которыми стояли деревянные башни. Я никогда не был в этой местности, хотя нередко слышал о ней от других! Даже разбойники и флебустьеры всегда старались проплывать мимо этого мрачного места.
Ко мне подошли два человека, которые, привязав лодку к причалу, взяли меня за руки и ноги и потащили по вымощенной камнями длинной дороге, ведущей к большому длинному зданию с высоким забором, вокруг которого были густо насажены вьющиеся колючие растения. Позади меня, держась за свое раненое плечо и бегло оглядываясь по сторонам, ковылял контрабандист.
- Отнесите его в дом! Помойте, накормите и пригласите нашего лекаря, чтобы осмотрел ему колени! Я вернусь только завтра, меня уже давно заждались перекупщики, а я потерял уйму времени, пока вез его! - приказал контрабандист и, подобрав уголек из горевшего посреди двора костра, прижег кровоточащую рану на плече.
- Как его имя? И где ты его подобрал? Ты точно знаешь, что у него нет никаких родственников и близких, которые захотели бы его отыскать? Как бы потом из-за него проблемы у нас не появились! - произнесли двое молодых слуг, заносивших меня в длинный коридор большого каменного дома.
- Черт знает его имя! Беспризорник полный! Без роду без племени! А мне надо спешить! Боюсь, как бы у меня мешки не украли! Я даже не успел из-за него спрятать товар в надежном месте! - ответил контрабандист и, выбежав за ворота дома, в спешке отправился обратно к своей привязанной лодке.
Поняв, что евреи не собираются убивать меня, я успокоился, но старался вести себя сдержанно. В тот день я впервые за все годы моей жизни досыта поел! Я впервые попробовал свежевыпеченный пшеничный хлеб и съел целую запеченную в тесте курицу. Накормившие меня люди были крайне неразговорчивы, но и ни в чем не упрекали меня. Они вывели меня во двор дома, обрили мне голову наголо, и, обсыпав все тело гашеной известью, долго отмывали теплой водой из ведер! Мои побитые колени сильно кровоточили и пришедший в дом лекарь обработал раны лекарством и туго перевязал их чистой промасленной тряпицей. Меня одели в новую красивую одежду, а на ноги нацепили удобные узорные башмаки с деревянной подошвой.
Невыносимая боль в моих разодранных коленях начала понемногу отпускать и я, опираясь о стену, попытался встать. Боль снова сковала меня, но я старался не показывать эмоций и, держась за стену, сделал несколько неуверенных шагов.
- Как твое имя? И что ты умеешь делать? - внезапно спросил меня один из слуг.
Мне стало стыдно. Я не знал, что им ответить и боялся, что я покажусь им ненужным. Что они прогонят меня туда, откуда меня привез хозяин. Недолго посуетившись, я все же решился ответить.
- Я очень сильный и умею хорошо драться! А еще я умею хорошо считать деньги до тысячи! Если вас кто-нибудь обидит, то сразу обращайтесь ко мне! Я набью морду любому, если вы заплатите мне пять денье! Но для вас я набью любого всего за два денье!
Слуги весело рассмеялись и долго разглядывали меня.
- Ну, если ты умеешь хорошо считать, то скажи нам, сколько же тебе лет? И почему ты скрываешь свое имя? Может быть, ты известный пират или разбойник?
- Мне двенадцать лет! Я очень храбрый и сильный! Меня на улицах все боятся и называют Черный Волк!
Слуги вновь залились смехом и один из них, посмотрев мне прямо в глаза, улыбнулся.
- Черный Волк, это прозвище! Но у тебя же должно быть имя, которое тебе дали папа и мама? Как же тебя называла мама?
При слове «мама» мне вдруг вспомнилось лицо моей матери, которая ласкала своими нежными руками мое уродливое лицо, и на моих глаза невольно наплыли слезы.
- Марсель! Меня мама всегда называла Марселем! - прокричал я во все горло и, громко рыдая, накрыл свое лицо ладонями, чтобы никто не увидел моих слез.
Слуги перестали смеяться и долго ждали, пока я успокоюсь, но затем вновь стали задавать мне вопросы.
- Тебе понравилось у нас, Марсель? - спросил меня толстый смуглый слуга.
- Да! - сквозь слезы произнес я и кивнул головой.
- Ты обещаешь нас слушаться и хранить наши тайны и секреты?
- Я обещаю слушаться вас и никому ни за что не открою доверенных мне секретов! Только не выгоняйте меня обратно на улицы! Пожалуйста! Я буду слушаться вас! Черный Волк никогда не раскрывает доверенных ему тайн! И всегда держит свое слово! Спросите обо мне у любого, кто меня знает! - сквозь слезы говорил я.
Слуги шепотом долго о чем-то переговаривались и смеялись, затем один из них подошел ко мне и сказал:
- Ну, если Черный Волк всегда держит свое слово, то добро пожаловать к нам! Следуй за мной! Сейчас ты познакомишься с остальными! - произнес слуга и, взяв меня за руку, повел по длинной лестнице в глубокое подземное помещение.
Спустившись вниз, я увидел освещенный большим количеством масляных фонарей огромный зал, возле которых стояли большие ткацкие станки, за которыми молча работали дети моего возраста. Те, что помладше, искусно ткали разноцветные красивые ткани, превращая тонкие нитки в широкие холсты. Те, что постарше, - сидели за широкими столами и аккуратно резали ткани ножницами, чтобы потом сшить из неё модные одежды и платья для богачей. На длинных веревках висели уже готовые платья, возле которых тоже сидели дети. Они разноцветными и золотыми нитками вышивали красивые узоры. В самом дальнем углу зала стоял очень длинный стол, на котором дети изготовляли из кожи модные башмаки и сапожки, мерно постукивая молотками и колодками. Дети были так увлечены работой, что даже не обратили на меня никакого внимания, а я, присмотревшись в их лица, вдруг узнал многих знакомых беспризорников, которых я когда-то давно прогонял со своих улиц.
Мне захотелось тоже сделать что-то красивое своими руками и я, обратился к своему проводнику:
- Где моё место? Я тоже хочу делать красивые вещи, как и они! Я ни чем не хуже! Я тоже могу делать то же, что делают они!
Слуга вдруг рассмеялся и погладив меня по выбритой голове сказал:
- Тебе пока заниматься этим делом рано! Сначала ты должен смотреть и учиться у тех, кто делает это лучше тебя! Например, у меня! А когда чему-либо научишься, то сам выберешь себе любое место! Пока твое дело - только менять масло в светильниках и убирать сор! Но к этому ты приступишь только тогда, когда заживут твои колени! Ты ведь не хочешь упасть и, выронив из рук светильник, устроить нам пожар?
- Конечно же нет! Я лучше сожгу себя, чем сделаю вам плохо! А как тебя зовут? Если я открыл тебе свое имя, то и ты должен сказать мне свое!
- Меня зовут Арье! Я буду учить тебя ремеслу и сообщать хозяину о твоем поведении! Запомни Марсель, если ты хотя бы раз меня ослушаешься, или натворишь что-то плохое, хозяин увезет тебя обратно туда, откуда привез! И двери наши для тебя будут навсегда закрыты! Ты понял меня Марсель?
- Конечно же я понял, Арье! А сколько тебе лет?
Слуга вновь весело рассмеялся и, взяв меня за руку, медленно повел обратно наверх по лестнице, ведущей из подвального помещения.
- Через год мне исполнится семнадцать лет и я буду вынужден навсегда покинуть всех вас! Я был даже младше чем ты, когда хозяин подобрал меня у ворот рынка, приютил и научил ремеслу! Мне будет очень тяжело расставаться с вами, так как я очень привык к детям, с которыми я прожил целых шесть лет! Но, к сожалению, хозяин прогоняет всех, кто достигает семнадцати лет, а на его место ищет новую замену! Я обязан обучить тебя всему, что умею я сам и ты вскоре должен будешь занять мое место! А когда ты подрастешь, то и тебе придется обучить других детей и искать себе подходящую замену!
Я хотел что-то спросить у молодого слуги, но, вновь не удержавшись на ногах, рухнул на землю. Слуга бережно поднял меня на ноги и, перекинув мою руку через свое плечо, вывел меня наверх.
Поднявшись, мы спустились по другой лестнице, ведущей в другое большое полуподвальное помещение, называемое спальным залом. Я увидел больше сотни удобных деревянных кроватей и высоких узорных сундуков, которые были аккуратно расставлены по всей площади. Через небольшие подвальные окна в помещение прорывался солнечный свет, освещавший стены спального зала.
- Как здесь красиво Арье! Меня еще никогда не пускали ни в чей дом! Я всегда заглядывал только через невысокие окна! - произнес я с восхищением в голосе, оглядываясь по сторонам.
- Когда вырастешь и разбогатеешь, как наш хозяин, и у тебя будет свой собственный дом! Но для этого ты должен хорошо и упорно работать! Хранить тайны! И прислушиваться ко всему, чему будут тебя учить! - произнес слуга и, дотащив меня в самый конец зала, уложил на деревянную кровать, покрытую сшитым из множества разноцветных лоскутов мягким матрацем.
- Благодарю тебя Арье, за все что ты сделал для меня! Когда у меня будет свой дом, я обязательно возьму тебя в свои слуги! И больше никто не посмеет прогонять тебя!
Молодой слуга рассмеялся и, накрыв меня одеялом, сказал:
- Благодари не меня, а нашего хозяина! Теперь это твое личное место! У тебя есть кровать и сундук для твоих вещей! Кроме тебя никто не имеет право открывать твой сундук! Но и ты не смей лезть в сундуки других детей, иначе хозяин посадит тебя в лодку и увезет туда, откуда привез! Ты понял наши правила Марсель?
- Я все понял Арье! Я буду сторожить сундуки детей и давать в морду любому, кто осмелится залезть в них! - ответил я суровым голосом и в знак благодарности поцеловал его руку.
- Вот и прекрасно Марсель! А теперь постарайся уснуть, завтра опять придет лекарь и осмотрит твои колени! - улыбнувшись произнес слуга и развернувшись, быстрыми шагами вышел вон...

Я был невероятно счастлив, что попал в этот странный с виду, мрачный, угрюмый дом, в подвалах которого существовал сказочный таинственный город, в котором проживало огромное количество бывших беспризорников и бродяг. Я долго не мог поверить своим глазам и думал, что все что со мной приключилось - всего лишь невероятный сон. Теперь у меня была собственная удобная кровать, чистая красивая одежда и большой сундук для вещей. В подвалах этого дома было два спальных зала. За стеной залы для мальчиков, в котором жил я, находился большой зал для беспризорных девочек. Некоторые из детей были уродливы на лицо от рождения, и я, находясь среди них, уже не считал себя уродом либо изгоем, каким я привык видеть себя среди людей! Среди детей я встретил много уличных друзей, которые когда-то давно бесследно исчезли с улиц таинственным образом. В них теперь было довольно трудно узнать бывших беспризорников и бродяг.
Вскоре мои колени зажили и я приступил к своей первой работе. Кроме всего прочего я стирал детскую одежду в прачечной и ухаживал за больными, помогал более старшим на кухне готовить вкусную еду и накрывать стол. Мы питались все вместе за большим длинным столом. Даже хозяин однажды обедал вместе с нами.
Я всегда чувствовал свою вину перед хозяином за то, что тогда ранил его в плечо. Но мне почему-то не хватало смелости подойти и попросить прощения. И каждый раз, когда он спускался в рабочий зал, я краснел от стыда и всегда старался не попадаться ему на глаза. Наш хозяин был очень строгий и молчаливый! Он довольно редко посещал нас. Когда он спускался, всегда молча расхаживал среди работавших детей, изредка делая замечания по поводу плохой работы. В основном он посещал нас ночью, когда все уже спали и, подходя к натянутым веревкам, на которых висела уже готовая одежда и обувь, долго рассматривал качество товара. Порой громко ругаясь, он срывал с веревки непонравившиеся ему платья и туфли, комкал и бросал в стоявшие рядом корзины.
На утро дети доставали вещи из корзин и заново из перешивали, делая платья и туфли меньшего размера. Каждый ребенок имел свою печать из мела, которую обязан был ставить на каждое пошитое им изделие, либо сотканную ткань. Если хозяину нравилась чья-то работа, он брал свечу, и тихо входя в спальный зал, подкрадывался к кровати спавшего ребенка и клал в его сундук несколько монет и вкусных сладостей, либо дорогих фруктов.
Всем детям было строго воспрещено перелезать высокий кирпичный забор и выходить за пределы двора этого дома. Если кто-либо из них пренебрегал запретом, то его прогоняли, либо на следующий день отвозили обратно туда, где когда-то подобрали c улицы. Деньги, которые по ночам хозяин подкладывал в сундуки, дети собирали в кожаные мешочки, чтобы потратить их, когда они начнут жить самостоятельно. Ведь хозяин отпускал их навсегда, в год их семнадцатилетия.
Многие из повзрослевших детей не хотели покидать этого дома и со слезами на глазах просили хозяина оставить их. Однако хозяин был всегда хладнокровен и навсегда запирал за ними ворота дома, подарив им на прощание мешок с тканями, ножницы и приспособление для шитья. Так поступили и с моим любимым другом Арье, который за год успел научить меня шить красивую модную одежду и вышивать на ней узоры золотыми нитями. Мне было очень больно прощаться с ним. Из моих глаз текли слезы! Я боялся, что больше никогда не смогу найти его! Взобравшись на высокую стену возле забора, я долго смотрел ему вслед. Он медленно шагал с тяжелым мешком на плечах, внезапно обернулся и помахал на прощанье рукой. Тогда я впервые увидел, что на его всегда веселом лице вдруг заблестели слезы...

Нашего хозяина все называли Цви. У Цви были также и собственные дети, два сына и три дочери. Правда, его детей мы видели очень редко, в основном это было во время еврейских праздников. Тогда они спускались к нам и вместе со всеми детьми устраивали веселые танцы и пели песни. Мне всегда нравились их праздники, так как в эти дни Цви раздавал нам множество сладостей и вкусных еврейских булок, выпеченных в своем же доме.
Среди бывших беспризорников работавших со мной встречались и довольно грамотные дети, которые раньше имели состоятельных родителей и посещали церковные школы. Дети рассказывали мне истории о том, как их родителей обвинили в ереси и арестовали. Потом их родители были казнены святой инквизицией и дети, оставшись круглыми сиротами, искали свое убежище на улицах городов. Так, подружившись с грамотными сиротами, я научился читать, и даже смог написать довольно длинное письмо для Арье! Я мечтал, что когда-нибудь хозяин встретит Арье где-нибудь на рынке и передаст ему это письмо! Но за все эти годы хозяину так и не удалось ничего узнать о его дальнейшей судьбе...

Прошли годы, и мое портняжное искусство превзошло все ожидания! Сам Цви был в восторге от проделанной мною работы! Моя работа так понравилась хозяину, что он попросил меня переделать на мой фасон все платья, сшитые другими детьми! Я очень любил свою работу и получал большое удовольствие, когда Цви восхищался мной! Цви доверил в мои руки самые дорогие и изящные ткани, и разрешил мне полную свободу действий! Мне уже оставался всего лишь год до моего семнадцатилетия и, собирая в сундук полученные за работу монеты, я мечтал о том, что скоро буду жить совершено самостоятельно и когда-нибудь у меня будет свой дом и знаменитая портняжная мастерская.
Однажды, Цви принес мне несколько картин, на которых были изображены богатые испанские сеньоры со своими женами, в дорогих кружевных одеяниях и, поставив картины передо мной, произнес:
- Видишь Марсель, какая замечательная одежда у этих сеньоров! Я сам давно пытался создать нечто такое! Правда, у меня нет точных чертежей! Но я думаю, если долго и хорошо пытаться, то у нас все должно получиться!
Я взял в руки картины и, тщательно осмотрев и изучив их, ответил:
- Здесь, как видно, использовали больше сорока сортов дорогой ткани! Тканей-то у нас предостаточно... Мне остается только подумать над хитрыми чертежами! Я постараюсь сделать все что смогу, мой хозяин! У нас обязательно все получится!
Нарисованные на картинах богатые сеньоры не давали мне покоя ни днем ни ночью! Когда все засыпали, я направлялся в рабочий зал и до самого утра, в полном одиночестве пытался создать новые чертежи. Так прошло больше двадцати дней и вот однажды утром две из сорока глиняных статуй, на которых мы примеряли одежду, были облачены в прекрасные дорогие одеяния с невиданной красоты королевским фасоном! Хозяин был так обрадован, что объявил меня самым главным портным! Он приказал всем детям слушаться меня и выполнять все мои поручения. После того, как я после долгих попыток получил удачные чертежи, большинство мелких работ делали за меня уже другие дети. Я нарезал по своим чертежам дорогие ткани и раздавал их тем, кто умел шить аккуратно и качественно! Когда дети пришивали одну часть, то вторую часть пришивали уже другие, а третью - третьи! Так каждый занимался только своим делом, а я важно ходил между ними и проверял, чтобы все было сделано качественно! Потом все эти куски я лично, своими руками сшивал в единое целое, и получались великолепные одеяния!
Прошел еще год, и мне исполнилось семнадцать лет. Собрав в дорогу свой мешок, я ранним утром, когда все дети спали, вышел во двор дома и направился к воротам. Я не хотел, чтобы они увидели, как я покидаю их! Чтобы они не проливали слез и не переживали за меня так, как я переживал когда-то, провожая взглядом доброго Арье!
В тот день хозяина не было дома и я, написав прощальное письмо, оставил его под дверным камнем. Перекинув свой мешок через плечо, я подошел к плотно закрытым воротам. Мне пришлось перелезть через высокую стену, чтобы покинуть двор и оказаться на безлюдной дороге. Я шел не спеша, какое-то странное чувство давило мне сердце. Перед моими глазами все время плыли печальные лица беспризорных детей, а я, идя по дороге, все время повторял их имена, чтобы никогда не забыть! Внезапно я услышал строгий голос хозяина, и, обернувшись, увидел, что он, прихрамывая, бежит ко мне по дороге.
- Марсель! Марсель вернись! Вернись Марсель!
Я остановился и ждал, когда Цви привяжет свою лодку к причалу и сам подойдет ко мне. Когда хозяин доковылял до меня то я, опустив мешок на землю, произнес:
- Прости меня Цви, что я не попрощался. Но я не хотел доставлять детям лишней печали и поэтому решил уйти незаметно! Я написал тебе прощальную записку, она лежит под воротным камнем!
- Куда же ты пойдешь Марсель? Ты еще молод! Тебе будет трудно! Сейчас все крупные города и селения прямо кишат портными и сапожниками! Тебе будет трудно соперничать с ними! Тебе нужно еще многому научиться! Останься работать у меня хотя бы еще на один год! Я буду выплачивать тебе двойную плату! Разрешу выходить в любое время из дома! Научу тебя торговать и буду брать с собой на рынки! Ты теперь будешь абсолютно свободным! Только останься работать у меня!
- Мне очень хочется разыскать Арье! - печально произнес я, опустив вниз глаза.
Я не знал, что еще мне ему ответить и просто молчал. Меня всегда, до глубины души, удивлял этот скрытный, угрюмый человек. Иногда мне было даже смешно смотреть на него, так как он, имея столько богатства и новой одежды, всегда одевался в старые потертые крестьянские платья и неуклюжие деревянные башмаки. На моем лице вдруг выскочила улыбка, а Цви, похлопав меня по плечу, произнес:
- Ну ты согласен остаться еще на год со мной? Ответь мне Марсель!
- Знаешь Цви, я за все эти годы так и не осмелился попросить у тебя прощения, за то что тогда ударил тебя гвоздем! Но знай, что я всегда чувствовал свою вину перед тобой! Ты оказался добр ко мне и, чтобы искупить свою вину, я согласен на твой уговор!
- Вот и прекрасно, Марсель! А за мое плечо забудь! Меня уже не первый раз резали и били! Пошли я угощу тебя отличным вином! Ты ведь наверно еще даже и не пил никогда вина! Пошли же! Я выделю для тебя большую комнату в моем доме! - радостно произнес Цви и сам, взвалив на свои плечи мой дорожный мешок, направился обратно к дому...
- А насчет Арье не беспокойся! Ты обязательно выищешь его где-нибудь на рынке у прилавка с тканями! ...

Так мне пришлось в свои семнадцать лет остаться работать у Цви. Теперь мне больше никто ничего не запрещал и в свободное от работы время я выходил за высокие мрачные ворота его дома и в одиночестве прогуливался по еврейскому поселку. Когда евреи видели меня и принимали за незнакомца, старались сразу вернуться в свои дома и, заперев двери, молча наблюдали из окон за моими похождениями. Так происходило недолго, я вскоре вошел в контакт с местными жителями и они перестали побаиваться меня. Цви мне строго запретил разговаривать с жителями о том, как я попал к нему и что в подвале его дома находится подпольный цех, где работают дети. Когда кто-либо из его соседей спрашивал меня, зачем я живу у него дома, то я всегда отвечал, что Цви мой отец. Соседи верили мне и больше старались не опрашивать меня. Иногда Цви брал меня с собой на рынок, и я вместе с ним ходил по торговым лавкам и магазинам, сдавал на продажу наши изделия. Торговцы на рынке очень не любили Цви и однажды двое из них набросились на него, чтобы избить. Благо я находился рядом и, так как я с детства имел большой опыт в уличных боях, то без большого труда одолел противников. С тех пор больше ни один из торговцев не осмеливался нападать на Цви, а меня уже на всех рынках начали уважать и побаиваться...

Добавлено (15.02.2011, 10:41)
---------------------------------------------
(продолжение)
Однажды Цви вбежал в рабочий зал и, подойдя ко мне, произнес:
- Марсель! Оставь сейчас свою работу, ты поедешь со мной! Я получил довольно большой заказ на дорогие карнавальные платья! Только не вздумай там говорить, что ты живешь в доме у еврея! Они очень не любят евреев и сделка может провалиться!
Цви принес мне очень дорогую одежду из редких тканей, а так же покрытую золотом венецианскую шпагу и красивый белый как снег парик.
- Слушаюсь хозяин! Я сейчас поднимусь к себе! - ответил я и в спешке вышел из рабочего зала.
- Одевайся побыстрей Марсель! Нас уже ждут! Я буду сопровождать тебя! Только не вздумай перед кем-либо назвать меня хозяином! Обращайся ко мне только по имени! Ты понял меня? Я буду ждать тебя внизу! – кричал Цви мне вдогонку.
- Я понял тебя Цви! Только по имени! - прокричал я в дверной проем и принялся второпях одеваться в красивые богатые одеяния.
Когда я вышел во двор, у ворот дома стояла богатая крытая карета, запряженная белыми лошадьми. Возле дверей кареты, стоял сгорбленный Цви, переодетый простым слугой. Когда я подошел к карете, Цви вежливо открыл передо мной дверцу и, низко поклонившись по самый пояс, протянул руку в сторону мягкого сидения, набитого гусиным пухом.
Мы ехали довольно долго через лес и заросшие густой травой поля и дороги, пока, наконец, не очутились у огромного замка, возле ворот которого расхаживала вооруженная длинными топорами суровая охрана. Цви выскочил из кареты первым и, открыв мне дверцу, вновь поклонился мне по самый пояс. Когда я протянул ему недопитый мной кувшин с вином, Цви неожиданно встал передо мной на одно колено и перед всеми поцеловал мне правую руку.
К воротам замка вышел невысокий полный слуга, одетый в яркую красную одежду. Слуга так же поклонился мне и, вежливо взяв меня за руку, провел в ворота замка.
- Милости просим, господин Марсель! Проходите! Ваши работы были настолько замечательны, что даже наша госпожа была в восторге и осталась не равнодушной к вам! Осторожней, не поскользнитесь на лестницах, они отполированы до зеркала и очень скользкие! - говорил мне слуга, осторожно ведя меня за руку по блестящим мраморным лестницам.
Цви угрюмо шел позади и, бегло оглядываясь по сторонам, прижимал к груди свернутый пергамент, в котором лежали тонкие ленты и листы для примерки. Мы поднялись на самый верхний этаж. На стенах огромного белого зала висело множество холстов с изображением портретов богатых особ. Между резными мраморными колоннами суетливо бегали стражники, служанки и повара, несшие на длинных подносах всякие яства.
На огромном круглом балконе с большой белой аркой, украшенной двумя мраморными статуями неподвижно сидел огромный бородатый старик с открытым перекошенным ртом. Старик был одет в дорогую цветную одежду с большим круглым воротником, а возле его узорного трона стояли слуги, которые заботливо вытирали пот с его неподвижного лица. Когда мы проходили мимо него, глаза старика бешено забегали. Он начал нервно дергаться и что-то гневно мычать. Слуга в спешке положил руку мне на спину и произнес:
- Поклонитесь Марсель! Поклонитесь и поцелуйте ему руку! Это наш граф, отец нашей госпожи! К сожалению, он не в состоянии приветствовать вас! После того как он пять лет назад упал с лошади, совершенно потерял способность двигаться и говорить! Вот уже целых пять лет мы ищем хорошего лекаря!
После того как мы все поцеловали старику руку, его глаза наконец-то успокоились и мы, осторожно пройдя мимо, вошли в длинный белый коридор с множеством высоких арочных окон, через которые прорывались лучи заходившего солнца. Я старался вести себя сдержанно и даже не задавал слуге никаких вопросов, но когда мы дошли до конца коридора, я вдруг услышал громкий лай собаки и, в страхе обхватив свою голову руками сел на пол, спрятавшись за большой статуей мраморного ангела. Цви вдруг побледнел и, тут же бросившись ко мне, грубо схватил меня за плечи, злобно прошептав мне на ухо:
- Сейчас же встань глупец! Что ты позоришь меня, негодный мальчишка!
Внезапно к нам подбежал провожавший нас слуга, который помог Цви поднять меня на ноги и, взяв меня за руку, произнес:
- Вам плохо, господин Марсель? Может пригласить для вас лекаря?
Поднявшись на ноги, я убрал руки с лица, но не смог выговорить ни единого слова. Вместо меня ответил Цви.
- Не переживайте! Не нужен лекарь! Просто в детстве его лицо покусала собака, и Марсель после этого очень не любит собак!
- Насчет собаки не переживайте! Она привязана! Но если вы пожелаете, я запру её в клетку! - произнес слуга и, в спешке отвязав собаку, запер её в небольшой комнате.
- Благодарю! - ответил я, вытерев платком взмокший лоб.
Мы двинулись дальше по длинному коридору и подошли к огромному залу, из которого доносилась тихая музыка флейт и громкий смех. Слуга вновь остановился и, отпустив мою руку, сказал:
- Подождите меня здесь! Я должен сначала доложить госпоже о вашем прибытии! Ждите, я скоро вернусь!
Мы с Цви остались ждать перед арочным входом, завешенным дорогой белой тканью. Слуга осторожно приподнял занавес и, оглянувшись, вошел в зал, скрывшись на довольно долгое время.

- Какие богатые люди Цви! Я в жизни еще не видел таких богатых людей! - произнес я, оглядывая длинный коридор с множеством скульптур, люстр и мраморных статуй.
Цви вдруг сгорбился и, посмотрев на меня с обидой, ответил:
- Ничего особенного! Они дураки! Растрачивают состояние больного графа! Разве можно так разбрасываться деньгами на ненужные безделушки! Деньги ведь в один прекрасный день могут и закончиться! Зато у меня есть столько денег, что я могу шесть раз купить весь этот дворец вместе со слугами и господами! А потом еще семь раз продать! Бери пример с меня Марсель! И запомни, что тебя будут уважать, только если у тебя есть деньги! И никакими безделушками и дворцами людей уже не удивишь!
- Зачем тебе столько денег Цви? Ведь ни ты, и даже ни твои дети не смогут потратить их за всю свою долгую жизнь! Так зачем же отказывать себе в скромных удовольствиях?
- Деньги надо хранить, а не тратить! Потому что деньги способны спасти многие жизни! И горе тому, у кого их в нужный момент не окажется! Ты пока молодой и глупый! Тебе еще трудно всего понять! Больше не задавай мне глупых вопросов! И не забудь поцеловать руку этой госпоже, когда тебя позовут! - рассерженным голосом произнес Цви и, осторожно взглянув в зал через висевший занавес, отошел к стене.

Спустя некоторое время слуга вернулся и взял меня за руку.
- Госпожа Розали готова принять вас! Милости просим в зал, господин Марсель!
Слуга провел меня в зал, а Цви остался ждать за занавесом.
Я увидел шесть молодых женщин, одетых в дорогие платья. Женщины сидели на мягких скамьях, возле них суетились слуги, которые заботливо обсыпали пудрой их бледные, как мел, лица и искусно заплетали им волосы под изящные парики. Между ними важно расхаживал уродливый карлик в яркой красной одежде. Карлик этот держал в руках большую чашу с крупными абрикосами и кланяясь, подносил их то слугам, то своим госпожам.
Между молодыми женщинами в высоком, украшенном разноцветными камнями кресле, важно сидела дама тридцати лет. Дама держала в своих руках белый широкий веер и мерно размахивала им, оглядываясь по сторонам. Поцеловав ей правую руку я отошел от кресла на несколько шагов и молча ожидал, когда она заговорит со мной.
- Вы христианин, юноша? - холодным тоном внезапно спросила она.